Почему латынь — правильный и уместный язык для римо-католической литургии

То, почему латынь — правильный и уместный язык для римо-католической литургии, мы лучше поймем, если начнем с истины, известной всем по собственному опыту. Каждый раз, говоря на каком-либо языке, мы используем то, что у лингвистов называется речевым стилем. Это обозначает определенную степень формальности, утонченности и сложности — от грубых, обиходных или сленговых словечек в нижней части спектра до самых изящных поэтических речений в верхней. Разговаривая на своем родном языке, человек может, в зависимости от обстоятельств и собственного уровня образования, употреблять тот или иной стиль. Точно так же можно сказать, что и сами по себе языки относятся к различным стилям.

Ниже всего стоят жаргоны и пиджины (пиджин определяется как «грамматически упрощенное средство общения, возникающее при коммуникации между двумя и более группами, не имеющими общего языка; его лексика и грамматика обычно ограничены и часто происходят из нескольких языков»).

Чуть выше расположены языки обычного общения. Заметное различие состоит в том, что лингвистические ожидания в отношении словоупотребления, произношения, грамматики, стиля и т. п. здесь значительно выше. То, что «сойдет» для жаргона или сленга, «недопустимо» во многих повседневных контекстах.

На следующей ступени стоят так называемые престижные языки. Разумеется, есть люди, для которых эти языки являются родными, но множество других выбирает их в качестве второго или третьего языка ввиду имеющейся у этих языков репутации. На протяжении более чем тысячи лет таким престижным языком был французский. В Европе многие столетия престижным языком была латынь, а у римлян — классический греческий. Заметим, что здесь лингвистические ожидания еще выше, поскольку такие языки должны служить признаком образования, культуры, принадлежности к свету. Русский XIX века говорил по-французски для того, чтобы показать свою причастность к космополитичной аристократии.

Наконец, еще выше — и с этим сочетаются еще более высокие лингвистические ожидания — стоят зарезервированные языки. Все приходящие на ум примеры — это языки, которые когда-то были престижными, но ныне их употребление практически полностью ограничено религиозной сферой: древнееврейский, классический греческий, латынь, сирийский, церковнославянский, а за пределами христианского мира — санскрит и коранический арабский. Они пользуются особым уважением потому, что на этих языках мы выражаем свое почтение; постепенно они зарезервировались за контекстом священного или, по крайней мере, тесно ассоциируются с ним.

Существует также различие между лингва-франка и престижным языком. На лингва-франка общаются между собой носители других языков, которым требуется общее средство коммуникации для практических нужд, как, например, когда итальянец и японец ведут деловые переговоры по-английски. Престижный же язык изучают также и по причинам культурного характера. Иными словами, престижный язык могут изучать и те, кто не имеет в этом практической потребности. Поскольку зарезервированные языки всегда появляются из числа престижных, ими пользуются не только из соображений практичности. Если сказать вкратце, низкие стили языка обычно более практичны по своей природе, тогда как высокие более культурны, церемониальны и духовны.

Язык — это не просто средство практической коммуникации, это еще и воплощение мысли и произведение искусства, высочайшее выражение нашего разума, духа и обращения к горнему. Например, стихи не пишут из чисто практических соображений. Среди того, что делает престижный язык престижным — глубина, тонкость и широта обретаемой в нем выразительности, которым он обязан богатством своей истории; в еще большей степени это касается зарезервированных языков, которые исполнены сакральных ассоциаций, поскольку люди молятся на них сотнями или даже тысячами лет. В некотором смысле язык неразрывно соединен с действием, ритуалом, смыслом. Он сам стал символом, поддерживающим и украшающим другие символы.

Уловив эти различия, мы поймем, что переход латыни из числа языков общения в сферу престижных языков, а затем и ее становление в качестве зарезервированного языка — естественный процесс, параллели которому мы находим и относительно других языков по всему миру и на протяжении истории.

Если же литургия уже совершается на зарезервированном языке, отказ от него, конечно, станет с лингвистической точки зрения шагом вниз — вероятно, очень заметным шагом, и именно так мы можем оценить переход на «народные языки», по определению относящиеся к более низкому стилю.

Латынь — ключевой компонент католической Традиции, существующий не параллельно ей, а внутри нее; по сути, это средство, с помощью которого Традиция в западном мире передавалась из поколения в поколение. Даже если все современные люди согласятся, что латынь должна быть полностью упразднена, она не перестанет быть частью Традиции: это бесспорный и неизменный факт. Ее можно сравнить с целибатом. Церковный закон, согласно которому священник не может жениться, проистекает из Традиции. Сегодня многие «эксперты» говорят, что «знают», будто безбрачие — причина нехватки священников. Наряду с женским священством целибат стал излюбленной мишенью для модернистов, и каждый «современный» католик вроде как обязан быть его противником. Однако он — часть Традиции, и потому его существование необратимо. В этом смысле между латынью и целибатом есть немало общего. Хотя она используется в литургии не по божественному, а по церковному закону, тем не менее, она составляет часть Традиции (как древнегреческий, церковнославянский, сирийский, древнеармянский и т. д. — для Восточных Церквей) и потому должна сохраняться вне зависимости от наших личных современных взглядов.

Заблуждение, вызвавшее отказ от латыни, было по своей природе неосхоластическим и картезианским, а именно — оно состояло в мнении, будто содержание католической веры не имеет воплощения, а неким образом абстрагировано от материи. Так многие католики сочли, что Традиция — это лишь некий дошедший до нас концептуальный смысл, не связанный с тем способом или путем, которым он до нас дошел. Но это не так. Сам латинский язык принадлежит к числу того, что передано нам наряду со смыслом всего, что на латыни написано или поется. Более того, сама Церковь не раз подчеркивала это обстоятельство, особо выделяя латынь и воздавая ей великую хвалу, называя ее действенным знаком единства, католичности, древности и вечности Латинской Церкви.

Латынь, таким образом, обладает свойствами, подобными сакраменталиям: как григорианский хорал можно назвать «музыкальной иконой римо-католичества» (Джозеф Суэйн), так латынь — его «лингвистическая икона». Оказавшиеся в плену рационализма литургические реформаторы отнеслись к латыни как к чему-то случайному, как к оберточной бумаге на товаре. А на самом деле она скорее как кожа для человека. Кожа — явление поверхностное, но если ее содрать, в результате получится уродливое месиво.

Питер Квасьневский
Первая публикация (на англ. яз.): «LifeSite», 19 ноября 2018 г.