Доктор Джозеф Шоу (Shaw) – председатель Latin Mass Society of England and Wales и оксфордский преподаватель философии – пишет в своем блоге о сложностях богословского характера, возникших в связи с недавним Синодом епископов. В своей заметке д-р Шоу отталкивается от цитаты из статьи Джона Цмирака (Zmirak), перепечатанной в блоге «Rorate Caeli». Допустим, пишет Цмирак, Папа провозгласит приемлемость полигамии. Как тогда поступят католики?
Я уже говорил об этом, но это стоит повторить. Католик, утверждающий, что всё, что бы ни сказал Папа, является истиной, и католик, утверждающий, что Папа оказался еретиком и в результате перестал быть Папой – не две противоположных крайности, не два конца спектра, между которыми находятся все остальные верующие. На самом деле между этими двумя почти нет никакой разницы. Оба они верят в то, во что не верит никто другой, просто делают из этого разные выводы. Ультрамонтан и седевакантист – близнецы-братья.
Мы же – все остальные – отвергаем, и должны отвергать, мысль о непримиримом противоречии между правильно понятым традиционным учением и правильно понятым папским авторитетом. Нам следует избегать как одной ошибки, так и другой – как гиперболизированного понимания традиционного учения, так и гиперболизированного же представления о власти Папы. Кстати, и эти две ошибки вовсе не противоречат друг другу: наоборот, завышенное представление об учении проистекает из завышенного представления об учительской власти, так что два этих преувеличения идут бок о бок.
Под первым я понимаю, скажем, искушение представить некие нам богословские мысли прошлого или настоящего как Учение Церкви. Лучший пример сему – идея, будто обряд, имеющий решающее значение для таинства священства, его «материя» – это передача рукополагаемому Чаши, а не возложение на него рук епископа. Идея эта проникла даже в декреты одного из Вселенских Соборов – Ферраро-Флорентийского. Однако Собор не учил об этом безошибочным образом, не провозгласил анафемы против тех, кто стал бы это отрицать. Учительство Собора было здесь небезошибочным и оказалось ошибочным. Есть и более свежие примеры – из XIX века и из послесоборной эпохи, хотя и более дискуссионные. Главное тут вот в чём: само по себе существование по некому вопросу богословского консенсуса в определенную эпоху, отраженного в официальных документах и даже в папском учительстве, не делает его Учением Церкви. Богословские моды меняются, одни акценты приходят на смену другим. А вот Учение Церкви всегда остается неизменным.
И это очень важно, потому что когда одна богословская мода сменяет другую, мы не обязательно становимся свидетелями Великого Отступничества, описанного в книге Откровения. Нет – просто одна мода сменяет другую. Заметьте, впрочем, что если мы хотим так оценить многочисленные перемены в теологических мнениях, произошедшие с 1960 года, то же самое мы должны сказать и о нынешнем богословском консенсусе. Если неосхоластика начала XX века не относилась к Залогу Веры, то не вошла в него и та новомодная чепуха, которой ее заменили.
Магистериум – не мастерская по производству вероучения. Ни Папам, ни Соборам не дано менять то, во что должны верить католики. Задача магистериума – беречь Залог Веры. В завершение Синода Папа Франциск предупреждал против
Так что Учение Церкви в собственном смысле этого слова – предмет не столь объемный, как может показаться. Причина тут именно та, что не всякое слово, слетевшее с уст Понтифика, учреждает догмат. Папа не может изменять Учение – он может только подтверждать то, чему учили и прежде. А поскольку то, чему учили прежде, известно нам благодаря Традиции, мы можем сказать, является ли его высказывание Учением Церкви или же чем-то еще: богословским истолкованием, разумным суждением, предположением... Важна здесь разновидность высказывания, поскольку тип документа, в котором оно содержится, сам по себе нам ничего не пояснит.
Искушение ультрамонтанства – гиперболизированной концепции папского авторитета – заключает в себе интеллектуальную лень. Оно означает, что нам незачем тратить силы и изучать Традицию – достаточно послушать последнее импровизированное интервью Римского Папы, и станет ясно, во что мы должны верить. Будет новый понтификат – будем верить по-новому, ведь был же предыдущий, когда мы тоже верили иначе. Какая разница? Ведь вера должна быть динамичной!
Ультрамонтаны-неоконсерваторы типа Джорджа Вейгела (Weigal) предпочитают утверждать, что важность существования Папского государства, о которой раз за разом говорили Римские Папы, к Учительству не принадлежит. Чтобы сохранять некую последовательность, он должен был бы заявить также – но ведь не заявляет! – что и критика смертной казни, звучавшая из уст св. Иоанна Павла II, тем паче не является частью Учительства. На самом деле совмещать одно с другим нельзя.
Но ровно то же нежелание отличать подлинный акт учительского служения Папы от случайной фразы, сказанной журналистам, лежит в основе седевакантизма. Примените интеллект, друзья мои, дело того стоит!
Я много раз говорил, что Папа Франциск не собирается менять Учительство Церкви. Говорить об этом несложно, поскольку он не может этого сделать и сам об этом знает. Читатель мог бы возразить: «но ведь с практической точки зрения это малоутешительно, поскольку новый “пастырский подход” или, допустим, новая литургия позволяют учить чему-то иному, нежели Учительство». Не стану отрицать, но важно по-прежнему то, что Папа не меняет и не пытается изменить Учительство de jure, а значит – нам не приходится выбирать между ультрамонтанством и седевакантизмом. А исправлять очевидные провалы применения «пастырского подхода» мы можем, в меру своих сил, указывая на авторитетные вероучительные постановления.
Собственно, в ближайшие месяцы нам, вероятно, придется немало этим заниматься».
«Кое-кто из консерваторов, ставящих власть выше, чем истину, сочтет своим долгом защищать это папское решение, а для начала – сделать вид, будто никогда не выступали против подобного. Кое-кто из традиционалистов уйдет в раскол, заявив, что Папа Франциск сделался еретиком и лишился папских полномочий. Возможно, они даже соберутся вместе и выберут антипапу».«Здесь мы наблюдаем, – продолжает д-р Шоу, – парное искушение для верных католиков, видящих – или считающих, что видят – расхождение между вечным нравственным или каким-либо еще учением с одной стороны и папским авторитетом – с другой. Либо от того, либо от другого им приходится отказаться.
Я уже говорил об этом, но это стоит повторить. Католик, утверждающий, что всё, что бы ни сказал Папа, является истиной, и католик, утверждающий, что Папа оказался еретиком и в результате перестал быть Папой – не две противоположных крайности, не два конца спектра, между которыми находятся все остальные верующие. На самом деле между этими двумя почти нет никакой разницы. Оба они верят в то, во что не верит никто другой, просто делают из этого разные выводы. Ультрамонтан и седевакантист – близнецы-братья.
Мы же – все остальные – отвергаем, и должны отвергать, мысль о непримиримом противоречии между правильно понятым традиционным учением и правильно понятым папским авторитетом. Нам следует избегать как одной ошибки, так и другой – как гиперболизированного понимания традиционного учения, так и гиперболизированного же представления о власти Папы. Кстати, и эти две ошибки вовсе не противоречат друг другу: наоборот, завышенное представление об учении проистекает из завышенного представления об учительской власти, так что два этих преувеличения идут бок о бок.
Под первым я понимаю, скажем, искушение представить некие нам богословские мысли прошлого или настоящего как Учение Церкви. Лучший пример сему – идея, будто обряд, имеющий решающее значение для таинства священства, его «материя» – это передача рукополагаемому Чаши, а не возложение на него рук епископа. Идея эта проникла даже в декреты одного из Вселенских Соборов – Ферраро-Флорентийского. Однако Собор не учил об этом безошибочным образом, не провозгласил анафемы против тех, кто стал бы это отрицать. Учительство Собора было здесь небезошибочным и оказалось ошибочным. Есть и более свежие примеры – из XIX века и из послесоборной эпохи, хотя и более дискуссионные. Главное тут вот в чём: само по себе существование по некому вопросу богословского консенсуса в определенную эпоху, отраженного в официальных документах и даже в папском учительстве, не делает его Учением Церкви. Богословские моды меняются, одни акценты приходят на смену другим. А вот Учение Церкви всегда остается неизменным.
И это очень важно, потому что когда одна богословская мода сменяет другую, мы не обязательно становимся свидетелями Великого Отступничества, описанного в книге Откровения. Нет – просто одна мода сменяет другую. Заметьте, впрочем, что если мы хотим так оценить многочисленные перемены в теологических мнениях, произошедшие с 1960 года, то же самое мы должны сказать и о нынешнем богословском консенсусе. Если неосхоластика начала XX века не относилась к Залогу Веры, то не вошла в него и та новомодная чепуха, которой ее заменили.
Магистериум – не мастерская по производству вероучения. Ни Папам, ни Соборам не дано менять то, во что должны верить католики. Задача магистериума – беречь Залог Веры. В завершение Синода Папа Франциск предупреждал против
«искушения пренебрегать Залогом Веры, считать себя не хранителями его, а владельцами или хозяевами».Выполняя эту задачу, магистериум может время от времени определять ту или иную доктрину безошибочным образом. Так появляется конкретная богословская формула, обладающая гарантированной свобода от ошибок и, следовательно, обязательная для согласия католиков. Но она не создает нового учения. Если в соборном декрете или в документе папского учительства есть нечто действительно новое – значит, это не есть учение.
Так что Учение Церкви в собственном смысле этого слова – предмет не столь объемный, как может показаться. Причина тут именно та, что не всякое слово, слетевшее с уст Понтифика, учреждает догмат. Папа не может изменять Учение – он может только подтверждать то, чему учили и прежде. А поскольку то, чему учили прежде, известно нам благодаря Традиции, мы можем сказать, является ли его высказывание Учением Церкви или же чем-то еще: богословским истолкованием, разумным суждением, предположением... Важна здесь разновидность высказывания, поскольку тип документа, в котором оно содержится, сам по себе нам ничего не пояснит.
Искушение ультрамонтанства – гиперболизированной концепции папского авторитета – заключает в себе интеллектуальную лень. Оно означает, что нам незачем тратить силы и изучать Традицию – достаточно послушать последнее импровизированное интервью Римского Папы, и станет ясно, во что мы должны верить. Будет новый понтификат – будем верить по-новому, ведь был же предыдущий, когда мы тоже верили иначе. Какая разница? Ведь вера должна быть динамичной!
Ультрамонтаны-неоконсерваторы типа Джорджа Вейгела (Weigal) предпочитают утверждать, что важность существования Папского государства, о которой раз за разом говорили Римские Папы, к Учительству не принадлежит. Чтобы сохранять некую последовательность, он должен был бы заявить также – но ведь не заявляет! – что и критика смертной казни, звучавшая из уст св. Иоанна Павла II, тем паче не является частью Учительства. На самом деле совмещать одно с другим нельзя.
Джозеф Шоу |
Я много раз говорил, что Папа Франциск не собирается менять Учительство Церкви. Говорить об этом несложно, поскольку он не может этого сделать и сам об этом знает. Читатель мог бы возразить: «но ведь с практической точки зрения это малоутешительно, поскольку новый “пастырский подход” или, допустим, новая литургия позволяют учить чему-то иному, нежели Учительство». Не стану отрицать, но важно по-прежнему то, что Папа не меняет и не пытается изменить Учительство de jure, а значит – нам не приходится выбирать между ультрамонтанством и седевакантизмом. А исправлять очевидные провалы применения «пастырского подхода» мы можем, в меру своих сил, указывая на авторитетные вероучительные постановления.
Собственно, в ближайшие месяцы нам, вероятно, придется немало этим заниматься».