Поиск по этому блогу

пятница, 29 мая 2015 г.

Свящ. Г. Стасюк: "Милосердие – это любовь, проявляющаяся в повседневности"

Еще не выветрился из наших церквей аромат ладана после торжества Сошествия Святого Духа, еще зеленеют деревца и ветки, которыми были украшены храмы к этому празднику, а мы уже вступили в период «рядового времени», которое в современной литургии начинается еще в январе, после праздника Крещения Господня, и течение которого прерывается на 96 дней, занимаемых Великим Постом и Пасхальным временем. Не всегда этот переход был таким внезапным, напротив, на протяжении веков ежегодное празднование Пятидесятницы продолжалось в течение восьми дней. Уже в «Апостольских постановлениях» (IV в.) содержалось предписание: «Отпраздновав пятидесятницу, празднуйте одну седмицу» (Апост. пост., V, 20). В Римской литургии традиция праздновать Октаву Пятидесятницы возникла позднее, уже во втором тысячелетии, однако впоследствии эта октава получила статус «особо привилегированной» наравне с Октавой Пасхи.

II Ватиканский собор никогда не предписывал упразднить Октаву Пятидесятницы. В п. 107 Конституции о Священной Литургии Sacrosanctum Concilium говорится: «Годовой литургический круг надлежит пересмотреть таким образом, чтобы при сохранении или восстановлении традиционных обычаев и правил относительно праздников и постов соответственно условиям нашей эпохи остался в целости и присущий им исконный характер, дабы благочестие верных должным образом питалось в праздновании тайн христианского Искупления, и прежде всего – пасхальной тайны». Едва ли освященное традицией продолженное празднование торжества Сошествия Святого Духа можно считать хоть в какой-то мере противоречащим этому соборному постановлению.

Рассказывают, что когда в 1970 году в понедельник после Пятидесятницы Папа Павел VI (с чьего благословения проводилась литургическая реформа), встав рано утром и придя в часовню, чтобы отслужить Мессу, увидел, что ему подают не красные облачения, а зеленые, в изумлении воскликнул: «Что это такое? Сейчас же Октава Пятидесятницы! Где красные облачения?» На что папский церемониарий ответил: «Ваше Святейшество, теперь это рядовое время, облачения теперь зеленые. Октава Пятидесятницы упразднена». «Зеленые? – удивился Папа. – Этого не может быть! Кто это сделал?» – «Вы, Ваше Святейшество, Вы это сделали». Услышав это, Павел VI заплакал.


Кардинал Джон Генри Ньюмен, причисленный к лику блаженных Папой Бенедиктом XVI в 2010 году, называл Октаву Пятидесятницы «возможно, величайшей во всем литургическом году». Это может показаться немного странным, ведь восемь дней после торжества Пасхи должны обладать более высоким статусом. Возможно, так оно и есть, однако в психологическом плане Октава Пятидесятницы могла выходить на первое место – ведь если попразднование пасхального воскресения и без того длится семь полных недель, то неделя между торжеством Сошествия Святого Духа и торжеством Пресвятой Троицы служила для верующих важным переходным этапом, своего рода мостиком между исполненным радости периодом пасхального времени и спокойным и продолжительным сезоном времени «в течение года» (per annum), которое в русском языке мы называем «рядовым». Ныне этого мостика нет, и у многих складывается ощущение, что первый «зеленый» понедельник возникает как бы «ниоткуда», без всякой связи с предшествовавшей ему грандиозной симфонией Великого Поста и Пасхального времени. До реформы литургический год имел ярко выраженный пневматологический характер, Святой Дух как бы пронизывал его насквозь, и 23 воскресенья перед Адвентом носили не навевающее скуку имя «рядовых», а назывались «воскресеньями после Пятидесятницы», что постоянно обращало взор верующих к литургическому сердцу года – Пасхальной Тайне.

Тем не менее, и в обновленной литургии сохраняется некое продолженное празднование Пасхи – в виде привязанных к ее дате праздников, следующих за Пятидесятницей. Уже в ближайшее воскресенье мы будем праздновать торжество Пресвятой Троицы. Это торжество восходит к IX веку и было включено в общий календарь Римской Церкви в XIV веке. Его празднование в первое же воскресенье после окончания Пасхального времени можно рассматривать как своего рода завершение всех предыдущих торжеств. Дело искупления является деянием всей Пресвятой Троицы, оно по сути своей глубоко тринитарно: Отец посылает Своего Сына на землю, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин 3, 16). Иисус Христос, Сын Божий, стал человеком и претерпел смерть ради нашего спасения. Он искупил нас и сделал нас детьми Божиими; Он же является Первосвященником, с которым мы соединяемся, совершая любые богослужения. После Своего Вознесения Христос посылает нам Святого Духа Утешителя, который становится нашим наставником, указывая нам истину.


Торжество Пресвятой Троицы является как бы песнью благодарения Церкви за все духовные благодеяния, полученные в предшествовавшие рождественский и пасхальный периоды, в нем сосредоточены тайны, которые мы праздновали в Рождество, Богоявление, Крещение, Пасху, Вознесение и Пятидесятницу. Находясь в начале самого продолжительного отрезка литургического года, этот праздник указывает нам, что всякое воскресенье посвящено Пресвятой Троице, каждый воскресный день мы празднуем Триединого Бога и его спасительные деяния в истории человечества и в личной истории каждого из нас.

В четверг после торжества Пресвятой Троицы Церковь празднует торжество Пресвятых Тела и Крови Христа. Этот праздник был учрежден Папой Урбаном IV, который в 1264 году постановил отмечать его именно в этот день ради прославления любви нашего Спасителя, явленной в Пресвятой Евхаристии. Окончательно он утвердился в римской литургии в начале XIV века благодаря постановлениям Климента V и Иоанна XXII. Потрясающие по своей красоте и богословской глубине литургические тексты для него были написаны святым Фомой Аквинским. Праздник Тела Христова (Corpus Christi), как он назывался на протяжении нескольких веков, имеет совершенно очевидную связь с Великим Четвергом, когда Церковь вспоминает установление Таинства Евхаристии, и потому его положение в литургическом цикле более чем оправдано.

Торжество Пресвятого Сердца Иисуса, которое мы празднуем в пятницу после второго воскресенья по Пятидесятнице, и примыкающее к нему празднование Непорочного Сердца Пресвятой Девы Марии (которое с 2002 года является обязательным днем памяти) можно считать неформальным завершением пасхального цикла, началом которого является Пепельная Среда. Тексты литургии Пресвятого Сердца прославляют не знающее границ и условий милосердие Бога, и тем самым перекликаются с воскресеньем Божественного Милосердия, которое, следуя воле св. Иоанна Павла II, Церковь празднует во II-е воскресенье Пасхи. «Воспринял нас Господь в лоно Свое и в сердце Свое, вспомнив о милосердии Своем» – так молимся мы в Литургии Часов этого дня. Милосердие Бога – это не что-то внешнее, поверхностное, Он принимает человека «в Свое лоно», позволяет ему приблизиться настолько, насколько это возможно. Божественное милосердие – образ милосердия, которое должно воплощаться в нашей жизни, ибо «суд без милости не оказавшему милости; милость превозносится над судом» (Иак 2, 13). Наше милосердие и прощение нередко принимает обратное направление: простить для нас означает забыть, вытолкнуть из сферы своих интересов, избавиться от обжигающей душу обиды или осуждения, лишь потому, что они доставляют нам дискомфорт. Милосердие Бога имеет иную природу, из него рождается не безразличие, а любовь, и это то наставление, которым Церковь сопровождает своих верных в их переходе от периода «сильных времен» литургического года к рядовому времени, символизирующему будничную жизнь: милосердие – это не роскошь для праздников и особых случаев, милосердие – это любовь, проявляющаяся в повседневности. Можно провести целый ряд официальных мероприятий, посвященных милосердию, растянув их на целый год, можно отправить в кругосветные путешествия отряд «милосердных комиссаров» с неясными полномочиями, «но не в землетрясении Господь», а в веянии тихого ветра обычных человеческих отношений.

Благодаря Литургии Церкви мы имеем возможность посреди рутины «рядового времени» нашей жизни ощущать вкус Пасхи, распознавать знаки милосердной любви Бога и получать силы для того, чтобы наши сердца становились «подобными Сердцу Его». На практике это означает – освобождаться от эгоизма и самодостаточности своего существования, не закрывать свое сердце в непробиваемую капсулу, но позволять ему быть пронзенным нуждами и болью других людей. Это то, что чаще всего вызывает страх и отторжение, но это путь Христа, следование по которому делает осмысленным нашу жизнь, наше участие в Литургии, нашу принадлежность к Церкви. Это труд – тяжелый, черный, «рядовой», но это то иго и то бремя, которое Господь предлагает нам, и которое, по Его же словам «благо и легко».

Свящ. Георгий Cтaсюк
Первая публикация: Presbyter.eu

вторник, 12 мая 2015 г.

Пить, как святой

Майкл Фоли

Пить, как святой

Начиная работу над своей книгой «Пьем со святыми» (Drinking With the Saints: The Sinner's Guide to a Holy Happy Hour, by Michael P. Foley, 2015), я думал узнать, какие именно напитки имеет смысл рекомендовать в те или иные праздничные дни литургического года. Неожиданным же оказался для меня урок на тему того, как именно их надо пить. Применив соответствующий аппарат, урок этот можно свести к пяти ключевым пунктам. Чтобы пить как святой – иными словами, наслаждаться алкоголем таким образом, для какого Бог его предназначил – нужно пить...

...с умеренностью


Умеренность – не только наш нравственный долг, но и источник удовольствия. Древние эпикурейцы проявляли умеренность в своих аппетитах не потому, что были привержены добродетели, а из желания максимизировать физическое удовольствие, ибо знали, что излишества лишат их той плотской цели, к которой они стремились. Христиане тоже вполне могут воспользоваться этим открытием, ведь Бог желает, чтобы мы получали от Его творения удовольствие.

Памятник дом Пьеру Периньону OSB, монаху аббатства
св. Петра в Отвилере, который внес важнейший вклад
в развитие виноделия в Шампани
Важна умеренность и потому, что способствует здоровью, а это – одна из причин, по которым Церковь исторически не только терпела, но и поощряла употребление алкоголя (вспомните о средневековых монашеских орденах, производивших пиво, вина, виски и ликеры). И в Средние века, и до, и после них алкоголь позволял очистить загрязненную воду или служил заменой ей, а также средством от различных болезней. По сей день, простудившись, картузианские монахи Великой Шартрезы, лежащей высоко в продуваемых всеми ветрами французских Альпах, принимают ложечку своей вкуснейшей травяной настойки, которая так и называется – шартрёз.

Наконец, умеренность – это ключ к созиданию товарищества. Выпивать ровно столько, чтобы развязать язык, но не настолько много, чтобы язык утратил связь с разумом – отличное средство для доброй беседы и развития дружеских чувств. Как говорит в своем стихотворении «Размышление о налаживании отношений» («Reflections On Ice-Breaking») поэт Огден Нэш, «Конфетки – кокетки, но коньяк – не дурак!»

...с благодарностью

Святой Арнульф
наблюдает за приготовлением пива.
Средневековое изображение.

Умеренность – это еще и выражение благодарности Богу за то, сколь хороши виноград и зерно. Как выразился Честертон, «Возблагодарим Бога за пиво и вино и не будем напиваться». В наши дни благодарность – добродетель часто забываемая, поскольку мы всё больше думаем о своих правах и всё меньше о том, чем мы обязаны другим. Можно сказать, что для некоторых современных философов – таких, как Кант – благодарность есть нечто дурное, угроза нашей самостоятельности, поскольку предполагает, что мы перед кем-то в долгу.

Но для католика радость – воздавать благодарение Богу, создающему, искупающему и освящающему нас, и видеть Его милость во всем хорошем, что нас окружает, в том числе и плещется у нас в стакане. Послушайте, какой благодарностью льются слова святого Арнульфа Мецского, покровителя пивоваров: «От пота людского и Божьей любви рождается пиво на свет».

...с воспоминанием


Католическая набожность сфокусирована вокруг Евхаристии, что значит «благодарение» – как следствие, благодарность пронизывает все аспекты католической жизни. Но Евхаристия это также и воспоминание, исполнение заповеди «это совершайте в память обо Мне». Чтобы быть благодарным, необходимо помнить – помнить то добро, что мы не по заслугам получили.

Одно из ключевых различий между здоровым и нездоровым питием состоит в том, пьет ли человек чтобы помнить или же чтобы забыть. Подумайте о разнице между тем, как пьют на доброй благородной свадьбе и как нередко пьют во всяких забегаловках. На доброй свадьбе несколько поколений собирается, чтобы отпраздновать славный и почетный брак верного мужчины и верной женщины, отпраздновать любовь новобрачных, что будет, даст Бог, лишь возрастать с годами, принося плод – детей и еще большее возрастание любви. Вспоминают при этом и свою собственную брачную любовь, и брачную любовь своих родителей, и так далее – вспоминают великую цепочку любви и во славу ее поднимают бокалы.

А теперь представьте себе мужчину средних лет, одиноко напивающегося в углу бара. Он оплакивает свое одиночество, бесперспективную работу, потерянную юность. Он заказывает рюмку за рюмкой не для того, чтобы вспомнить доброе, а для того, чтобы забыть дурное. Подобное употребление алкоголя не имеет ничего общего с тонким искусством католического пития.

...с веселием


Папа Бенедикт XVI в свой 88-й день рождения 
пьет пиво в обществе гостей из родной Баварии
Еще один способ отличить здоровое питие от нездорового – поразмыслить над понятиями забавы (fun) и веселья (merriment). Забава предполагает форму развлечения, которая не обязательно дурна, но обыкновенно поверхностна, и которой обычно можно предаваться в
одиночестве. Быть может, молодому человеку забавней было бы играть в компьютерные игры
с приятелями, но вполне можно представить себе и того, кому забавней делать это одному.
Для веселья же необходимо товарищество. Веселимся мы обыкновенно не в одиночку у себя в комнате, а на каком-нибудь празднике или большом пиру. По крайней мере, мне так представляется, что веселье предполагает мощное чувство общинности и подлинно божественную и памятную причину для празднования: представьте, как абсурдно звучит поздравление «Желаем веселого дня административного работника». Но слова «Веселого вам Рождества!» до сих пор не утратили богословского смысла, и не только потому, что речь идет о Рождестве Христовом. Желая кому-нибудь весело отпраздновать день рождения нашего Господа, мы надеемся, что этот человек не просто приятно проведет выходной.

Конечно, есть во всём этом и определенный риск: устаревшее английское выражение «merry-drunk» означает куда более сильное опьянение, чем просто «навеселе». Но как отмечает Йозеф Пипер в своей работе «В согласии с миром» (Zustimmung zur Welt – eine Theorie des Festes, Josef Pieper, 1963), любое празднование содержит «врожденную опасность и зародыш дегенерации», поскольку неизбежно несет в себе элемент расточительности. Но как из щедрости не обязательно вырастает декаданс, так заложить за воротник немного, чтобы быть «навеселе», не значит утонуть на дне бутылки.

...с ритуалом


Книга Пипера напоминает нам еще об одном аспекте веселья – о ритуале. «Ритуальное празднование, – утверждает Пипер, – есть самый праздничный вид празднования». Отчего? Оттого, что подлинная праздничная радость не может существовать без Бога и без праздничной традиции, включающей ритуальную хвалу и жертву. Без религиозного ритуала, заключает Пипер, торжество становится не просто «светским фестивалем», а чем-то намного худшим: вымученным и искусственным мероприятием, превращающимся в «новую, требующую еще бо́льших усилий форму работы».

Эдуард фон Грютцнер.
Der gute Tropfen, 1884
Нам, набожным любителям выпить, мудрость Пипера может подарить два простых обычая. Во-первых, празднования наши должны быть сопряжены с литургическим годом, этим великим, многократно повторяющимся рассказом о тайнах Христа и Его святых. Католическая литургия, пишет Пипер, «есть по сути беспредельное “да” и “аминь” в ответ на всю реальность и бытие», и день каждого святого – это и празднование того, что этот святой сказал свое «да» Богу, и приглашение для нас поступить так же.

Во-вторых, в любом празднике, сколь скромен он бы ни был, должна быть некая ритуальная составляющая. Самый простой способ добиться этого – ритуал тостов. Обычаю поднимать тосты, пожалуй, столько же лет, сколько и самому питию, и корни его глубоко религиозны. Былые «возлияния», сопровождавшиеся произнесением неких обращений к божественным силам, состояли в том, что человек выливал часть своего напитка, предназначая вылитое богам. Рассказывают также, что обычай чокаться бокалами изобретен христианами, поскольку звон их подражает звону церковных колоколов, отгоняющих бесов. Католикам на роду написано говорить тосты, ведь ритуал у нас в крови: мы знаем, что соблюдение правил и норм не заменяет собою спонтанность и радость, а дополняет их, направляет и обогащает. А распространенная повсеместно практика пить за чье-то здоровье обретает новое значение христианском стремлении к чему-то большему, нежели просто отсутствие телесных заболеваний. Так что одного тоста достаточно, чтобы превратить бесформенную посиделку в осмысленную, а может быть даже и священную встречу.

В уже цитировавшейся работе Йозеф Пипер с одобрением приводит ницшеанский афоризм: «Загвоздка не в том, чтобы устроить праздник, а в том, чтобы найти людей, которым он понравится». В нынешний век постмодернистского нигилизма вопрос не в том, должны ли христиане радоваться доброй выпивке, а в том, не останутся ли они единственными, кто на это способен.

Английская публикация: How to Drink Like a Saint, by Michael P. Foley. Crisis Magazine, 12 мая 2015 г. Перевод: О.-М. Мартынов.