От редакции: Во всем мире motu proprio «Traditionis custodes» вызвало оживленное обсуждение. Разумеется, Францию — а многих верующих этой страны папский документ касается не в последнюю очередь — оно не обошло стороной. Здесь высказываются не только традиционные сообщества и епископы (последние — по долгу службы). При этом те, кого беспокоит тональность и содержание motu proprio, зачастую опасаются, что Папа плохо осведомлен о реальном положении вещей и жесткость (возможно, даже жестокость) введенных им мер не послужит благу душ и единству Церкви. Это отнюдь не только «предвзятое» — априорно, поскольку «традиционалистское» — мнение. Даже некоторые известные во Франции духовные лидеры современной Церкви, такие, как отец Даниэль-Анж, проповедник и духовник молодежи, полностью вписанный в пореформенный церковный ландшафт, с беспокойством и со слезами (о чем он пишет сам) читают этот документ. Предлагаем вашему вниманию комментарий о. Даниэля-Анжа де Мопеу д’Аблейжа, появившийся в известном французском блоге «Le Salon Beige» 10 августа этого года.
Мнение свящ. Даниэля-Анжа де Мопеу д'Аблейж [1] о недавнем motu proprio:
1 Родился в Брюсселе (Бельгия) 17.10.1932 г. в аристократической семье. Учился в Высшей духовной семинарии в Экс-ан-Провансе, Монах-бенедиктинец, католический священник с 1981 г., много лет провел в затворе в Руанде, по возвращении во Францию посвятил себя миссии среди молодежи, сооснователь молодежного христианского движения «Jeunesse-Lumière», в котором молодежь приобщается к опыту братской жизни и миссионерской деятельности; активный борец с абортами и «гендерной» пропагандой. Популярный и любимый многими во Франции (известный также за ее пределами) проповедник «поколения Иоанна Павла II». Участвует в диалоге с православием, некоторые из 68 его книг переведены на русский язык и изданы православными издательствами. Не принадлежит к т. н. «традиционалистскому движению». Здесь и далее — примечания переводчика.
Я ошеломлен, расстроен этим motu proprio. Меньшее, что мы можем сказать: нас отправили в нокаут! Я вижу слезы многих моих друзей и близких. Молюсь, чтобы их не искушали горечь и печаль, а тем более — бунт и отчаяние.
Откуда такая жесткость и ни капли милосердия или сострадания? Как не растеряться, не потерять равновесия?
Конечно, среди приверженных традициям братьев-католиков есть некоторые, кто — о, увы, увы! — мог ожесточиться, оцепенеть, встать на дыбы, уйти в гетто, дойти до отказа сослужить на Мессе освящения елеев, что недопустимо. Но для этого крохотного меньшинства и так было бы недостаточно одного твердого увещевания вкупе с возможными угрозами наказания. Вдохновимся речениями Книги Премудрости Соломоновой: «Посему заблуждающихся Ты мало-помалу обличаешь и, напоминая им, в чем они согрешают, вразумляешь (…) Но и их, как людей, Ты щадил (…), мало-помалу наказывая их, давал место покаянию» (Прем. 12:2,8,10).
Освежающие оазисы в пустыне всеобщего вероотступничества.
Но если говорить только о Франции, то знает ли Папа о существовании дивно сияющих групп и общин, привлекающих значительное число молодых людей, молодых пар и семей? Их туда привлекает чувство священного, литургической красоты, примеры созерцательности, прекрасного латинского языка, послушания Престолу Петра, евхаристического пыла, частых исповедей, верности Розарию, стремления душ к спасению и столь много иных моментов, которых они никак и нигде — увы! — не могут найти во многих наших приходах.
Не все эти ли эти моменты пророческие? Разве нам не следует принять вызов, неужели нам нечему поучиться, ничто из этих примеров нас не в состоянии вдохновить? Разве это ощущал Папа Иоанн Павел II, издавая motu proprio «Ecclesia Dei»?
В их общинах преобладают молодые люди и семьи, чья «воскресная практика» близка к 100%. Мы не дерзнем говорить, что они полны ностальгических чувств о прошлом, анахроничны. Все наоборот: латынь, Месса ad orientem, григорианский хорал, сутана: для них все это в новинку. В этом и состоит вся привлекательность новизны.
Удивительно ли, что монашеские общины, служащие на латыни, а иные даже и согласно чину Иоанна XXIII, процветают, привлекая много молодых людей?
Я думаю, в частности, об общинах, которые мне посчастливилось знать лично и которые я уважаю, восхищаясь ими — например, таковы сообщества в Лё Барру (монахи и монахини), Богородицы Заступницы (Notre-Dame de la Garde), а также община тулонских миссионеров Милосердия. Нельзя говорить, что они не миссионеры! С первым из них связано отделение Святой Марии Магдалины (Сен-Мари-Мадлен), а это сотни подростков и юношей, не говоря уже об участниках духовных упражнений, которые стекаются туда. Во-вторых: наши дела обстоят не лучше с точки зрения евангелизации мусульман и наших маленьких язычников на пляжах. И это мы еще не упомянули о паломничестве в Шартр на Пятидесятницу, а ведь число его участников неуклонно растет!
Наряду со скаутами и общиной св. Мартина это церковное движение дает Церкви наибольшее число священнических призваний. Я — свидетель великого рвения, царящего в семинарии в баварском Виграцбаде, учрежденной благодаря некоему кардиналу… Ратцингеру.
В столь жестоком мире, где борьба за верность Иисусу и Его Евангелию уже сама по себе — героический подвиг, где [молодых христиан] уже вытесняют на обочину жизни, презирают, высмеивают в школах, которые они посещают, и даже в семьях, где все их ценности попраны, если не проституированы [sic! — прим. пер.], где они ужасно одиноки и изолированы, совершенно беззащитны, где они живут на грани отчаяния: зачем, для чего нужно лишать их немногих оставшихся твердынь, придающих им силы, храбрости, смелости сопротивляться и держаться? И это в разгар больших потрясений в Церкви, и посреди крушения веры в этом мире. Война против Христа и Его Церкви развязана, мы в самой гуще события — поединка между убийцами и Князем жизни! И молодые люди имеют больше, чем когда-либо, прав на поддержку, воодушевление, вооружение, просто безопасность! Давайте не будем лишать их некоторых из наших самых красивых убежищ, подобных высокогорному убежищу посреди смертоносных расщелин.
В безводной пустыне общества, где побеждает «молчаливое отступничество человека, считающего себя счастливым без Бога» (св. Иоанн Павел II), эти группы и приходы — настоящие освежающие оазисы. Красивейшие цветы, растущие в них — молодые люди и даже дети, достигшие светлых вершин святости. Как тут не упомянуть Анн-Габриель Карон [2] из прихода миссионеров милосердия в Тулоне — уже открыт процесс причисления ее к лику блаженных! И разве можно забыть о маленькой мученице Жанне-Мари Кегелин [3] из Эльзаса, два брата которой теперь священники Братства святого Петра (смею надеяться, что этот факт не послужит причиной промедления с открытием ее беатификационного процесса)
2 Родилась 29.01.2002 г. в епархии Тулон-Фрежюс, Франция, скончалась от рака 23.07.2010 г. в возрасте 8 лет. Отличалась необычайным для своих лет благочестием — особенно евхаристическим — и любовью к Господу, Пресвятой Богородице и ближним. В 2018-2020 гг. в ее родном приходе св. Франциска де Поля в Тулоне, затем на епархиальном уровне, и с 2020 г. на уровне Конференции католических епископов Франции были собраны свидетельства о ее жизни и в сентябре 2020 г. открыт процесс по делу о причислении Анн-Габриель Карон к лику блаженных.
3 Седьмая и предпоследняя из детей эльзасской семьи Кегелин была похищена маньяком 18.06.2004 г. днем, во время велосипедной прогулки в нескольких сотнях метров от родного дома в Ринау, деревне, расположенной в сорока километрах к югу от Страсбурга. Это случилось в торжество Святого Сердца Господня. Ей было неполных 10 лет (родилась 18.07.1994 г.). Полиция обнаружила обнаженное тело девочки (со следами изнасилования) в ручье Вальфф близ соседней деревни Оберне. По свидетельству родных и соседей, маленькая Жанна-Мари была очень живым и веселым ребенком, при этом она постоянно находила время и возможности не только для игр и развлечений, но и для чтения Евангелия, молитвы Розария, пения псалмов и духовных гимнов. Семья Кегелин — ревностные католики, из тех, кого во Франции (и не только) называют «традиционалистами».
Стерилизационная вакцина?
И вот, после всего, о чем я сказал, как нам понять, отчего Папа просто-таки, как кажется, преследует цель, заключающуюся в их исчезновении, роспуске, полной ликвидации? В чем причина? Все это — просто ради введения ныне установленных стандартов? Ведь мы видим, как их священников отрывают от приходов, и им запрещено создавать новые: разве это не форма стерилизующей вакцинации? Теперь ни один новый священник обычной формы обряда не сможет совершить так называемую Тридентскую Мессу без разрешения от своего епископа, который, в свою очередь, обязан следовать указаниям из Рима.
И вот что хуже всего: заявлено, что миссал (Месса, а также иные таинства) св. Иоанна XXIII больше не принадлежит Римскому обряду, поскольку «единственным выражением» его теперь является единственный миссал Павла VI. Таким образом, этот обряд ipso facto отошел в прошлое, устарел, оказался в прошлом и парит в безвоздушном пространстве…
Разве это не удар кинжалом в спину или, вернее, в сердце нашего дорогого Бенедикта XVI? Его гениальный ход заключался в том, чтобы спасти этот обряд, сделав его просто-напросто вторым вариантом или формой единого Римского обряда. Какое мужество ему потребовалось! И все это — совершенно вне какой бы то ни было дипломатии или просто церковной политики, как лукаво намекает [недавнее] motu proprio. Сколько раз он подтверждал, что этот обряд, который освящал христианский народ, орошал всю Церковь, приносил столько плодов святости на протяжении стольких веков, имел полноправное гражданство сегодня и был неотъемлемой частью латинской и Римской литургии!
И когда его пытались изъять [из жизни Церкви] около 60 лет назад — это был скандал, искушение! И он отменяется Папой — внезапно, жестоко, росчерком пера, Папой, определенно менее привязанным к литургии в душе, чем Бенедикт XVI с его совершенно бенедиктинской душой.
Придется ли Бенедикту XVI в его монашеском затворе просить у своего преемника разрешения продолжать совершать этот обряд, который он так любил и который ему мастерски удалось спасти?
Угроза раскола или подполья?
И еще раз: намерение нашего Святого Отца, несомненно, прекрасное и доброе: соблюсти общность Народа Божия. Но последствия, скорее всего, будут прямо противоположными.
Я трепещу: многих посетит искушение просто присоединиться к Экону и Братству святого Пия X, которому Папа Франциск великодушно протянул руку в год Милосердия. Добрых 40 лет назад они героически отстранились от архиепископа Лефевра, чтобы вновь обрести Римскую Матерь-Церковь, их с распростертыми объятиями приветствовал святой Иоанн Павел II: разве можно забыть озаренную светом фигуру Жан-Поля Иверна из Экона [4] (потом — из Рима и Версаля), захваченного потоком святости?! А теперь их обвинят, когда они будут вынуждены сказать: «Ну что же, мы вам больше не нужны: мы возвращаемся туда, откуда пришли». Столько жертв, и все было напрасно?! Иоанн Павел II и Бенедикт XVI любили нас, понимали нас, как и многие замечательные, отважные епископы, и вот, в мгновение ока мы тайно обмануты!»
4 Свящ. Жань-Поль Иверна родился во Франции 11.09.1956 г. в Сен-Жермен-дю-Плен, с 1975 г. учился в основанной монс. Марселем Лефевром семинарии в Эконе, затеми перевелся в Рим, где продолжил обучение, в октябре монс. Симоно, епископ Версаля, принял его в число клириков епархии. Свящ. Иверна был рукоположен 26.11.1983 г., один из ярких пастырей из «поколения Иоанна Павла II». Служил при храме св. Людовика в Пуасси, в 1989-1992 гг. — при высшей военной школе Сен-Сир, был вдохновенным и повсеместно любимым пастырем молодежи. 28.08.1991 г., перед назначением в приход св. Мартина в Монтиньи-ле-Бретонне, совершая вместе с группой молодежи восхождение на вершину горы близ Шамони, был ранен во время камнепада у ледника Боссон (он единственный тяжело пострадал) и скончался от потери крови. В его завещании, написанном 12.01.1986 г., и такие строки: «Бог есть любовь. Церковь прекрасна: ведомый Марией, я ни о чем не жалею из всего, что задумал в ней. Благодарю Бога за Святую Римско-Католическую и Римскую Церковь, за мою Версальскую епархию (…)». О. Даниэль-Анж в статье 2011 г. назвал его «пророком радости и красоты Божией».
Короче говоря, это реальный риск «расколов, которые будут процветать повсеместно, если епископы, привыкшие к резкости, попытаются навязать свою власть не менее суровым настоятелям» (Ж. Прива). Вот тут-то и будет соблазн уйти в подполье...
Разве общение внутри Пресвятой Троицы [по аналогии] не подразумевает внутрикатолический «экуменизм»?
И разве церковное общение не есть то же самое, что и общение Пресвятой Троицы (Ин. 17), то есть — красота в ее разнообразии? Чем больше различий — при условии, что они дополняют друг друга — тем прекраснее Церковь. Разве инаковость не является условием плодовитости? Почему же нам так сложно принимать, приветствовать и любить этих крещеных братьев и сестер, видя их чувствительность, понимая их желания, их особые специфические дары, тем более, что они дополняют наши? Зачем навязывать молодым, и без того столь хрупким людям свои предпочтения? Мы чтим наших католических братьев из святых Восточных Церквей. В самом Риме им служит целая Конгрегация. Мы восхищаемся их величественными литургиями: мелькитскими, византийскими греческими и русскими, коптскими, эфиопскими, армянскими, сирийскими — и при этом отбрасываем литургию — латинскую и Римскую — в ее традиционном изводе!
Чтобы не предавать логику, тогда следовало бы сделать единообразной всю монашескую или религиозную жизнь! Бенедиктинцы, цистерцианцы, картезианцы, кармелиты, бедные клариссы — прощайте! Необходимо было бы стандартизировать все духовные движения в их досадном разнообразии. Неокатехуменат, фоколяры, «Обновление в Духе Святом», «Оазис», «Общение и освобождение»: на выход! Бенедиктинцы, кармелиты, францисканцы, доминиканцы, иезуиты, салезианцы, викентинцы и проч. — на помойку!
Нет и нет, единство — это не единообразное безличие, но разнообразие! Общение — это не горизонтальность, а взаимодополняемость!
Святой Иоанн Павел II хорошо выразил это в своем motu proprio «Ecclesia Dei»: «Требуется, однако же, чтобы и все духовные пастыри и верующие вновь осознали то, что разнообразие даров, традиций духовности и апостольства является для Церкви не только законным, но составляет также ее богатство, имеющее решающее значение в прекрасном единстве в разнообразии; в этом „созвучии“, которое под действием Духа Святого возносится к Небу».
Слышите ли Вы плач и слезы своих родных детей?
Оценил ли Святой Отец последствия — а что это, если не землетрясение? — которое может породить такая непримиримость, в Церкви и даже за ее пределами? Даже такой атеист — у него бесспорно и заслуженно подобная слава — как Мишель Онфрей, осмеливается признаться, что «встревожен». Он уточняет: «Латинская Месса — это генеалогическое наследие нашей цивилизации. Она исторически и духовно унаследовала длинную священную цепочку обрядов, священнослужений, молитв, выкристаллизовавшихся в форме, которая предлагает величественное зрелище». И добавляет, с присущим ему сарказмом, который я — надеюсь, это очевидно — не усваиваю себе: «Для тех, кто верит в Бога, Латинская Месса — это Месса у спокойных Тихих вод (...) то же, что современная римская базилика Св. Августина в сравнении с многофункциональным залом в панельной многоэтажке: в последней вы тщетно будете искать священное и трансцендентное».
Подумал ли он о потрясении, которое испытают наши братья в святых Православных Церквах? Motu proprio Бенедикта XVI, высоко ценимого ими как великого богослова, давало им верный знак: Латинская Церковь верно хранит и защищает литургический обряд, пронесенный сквозь века. А теперь не зададутся ли они вопросом — не выкинем ли мы его в окошко?
Прочувствовал ли он возможное землетрясение, произошедшее в жизнях стольких молодых людей, молодых пар, целых семей, которые лишатся равновесия, будут сбиты с толку, разочарованы, почувствуют соблазн возмущения. До сих пор они любили своего Папу Франциска — милого и сбивающего с толку, каким он для них был — а они были верны учительству Рима, но вот теперь здесь к ним подкрались сомнение, недоверие, если не отторжение — ведь сейчас они с горечью осознают, что их обманули, отвергли, если не предали.
Как же не плакать с ними?
Хоть бы великая волна сострадания проистекающая из общего, единого крещения, братская и отцовская привязанность со стороны наших епископов, пыл молитвы окружили их, утешили, вернули силы, поддержали, ободрили, встретили приветливо! Горячо. Щедро. Как говорится, с любовью.
Дорогой Святой Отец, я тоже люблю Вас, уважаю Вас и восхищаюсь Вами! От имени большого числа моих друзей, молодых и старых, я осмеливаюсь поделиться с Вами — со всей сыновней простотой — своей глубокой скорбью! Но, движимый безумной уверенностью, дерзаю надеяться, что, видя столько слез на щеках ваших родных детей, Вы наберетесь смелости и Вам достанет смирения отменить столь непримиримое решение, даже «невзирая ни на что, что бы этому ни противилось, пусть даже оно и заслуживало особого упоминания».
Я надеюсь, паче всякой надежды!
Брат Даниэль-Анж
23 июля
в 40-летие моего рукоположения в сан,
в дни Международного евхаристического конгресса в Лурде
Перевод и комментарии: Станислав Струтинский, Una Voce Russia
Проверка текста по французскому оригиналу: С. П. Жукова