Прежде, чем говорить о неотъемлемых правах человека, вдумаемся в само
слово: «неотъемлемое», такое, которое нельзя отнять. А почему нельзя?
Нарушить право человека – это одно. Отнять – совсем другое. Если я Вас
убью, я нарушу Ваше право на жизнь. Преследуя меня в уголовном порядке,
государство выступит как защитник нарушенного мною права именно потому,
что отнять его я не властен. А если государство позволяет или даже
требует убивать людей, как нацистская Германия или древняя Спарта? А
если государство требует их грабить, как СССР во время коллективизации? С
религиозной (и не только христианской) точки зрения ответ однозначен:
государство не может отнять те права, которые даны не им, а Богом.
Государство может только вводить законы, защищающие эти права подходящим
для условий места и времени образом.
Похожим образом описываются пределы полномочий государства в рамках
естественно-правовой теории: закон не может противоречить природе
человека и общества, а если противоречит, то он и не закон вовсе.
Преимущество такой теории в том, что она может быть принята и неверующим
человеком. А мы как христиане можем сказать, что природа человека – это
один из способов откровения Творца, поэтому она, при правильном ее
понимании, не может входить в противоречие с другими видами откровения.
Напротив, позитивистская теория права, господствовавшая в XIX и первой
половине XX века, предполагает, что именно государство своими законами
устанавливает права и обязанности разных категорий граждан. Всякий
закон, принятый легитимной властью в соответствии с прописанной
процедурой, безусловно обязателен для исполнения.
В 1945 г. перед победителями во Второй мировой войне встал вопрос.
Можно ли судить нацистов за совершение того, что по действовавшим на тот
момент законам не было преступлением? С точки зрения позитивистской
теории права ответ однозначен – нет, нельзя. Никого нельзя судить за
деяния, которые в момент их совершения не были запрещены законом.
Нюрнбергский процесс и все последовавшие за ним суды над нацистскими
преступниками вплоть до все еще случающихся в наше время судов над
90-летними стариками, о чьем прошлом вдруг стало известно, являются
вопиющим нарушением этого принципа, если возводить его в абсолют. Однако
невозможность его абсолютизации в послевоенной Германии была настолько
очевидна, что победителям пришлось применить так называемую «формулу
Радбруха».
Профессор юриспруденции, теоретик и историк права, в Веймарской
республике короткое время бывший министром юстиции, Густав Радбрух в
своей работе 1946-го года с говорящим названием «Узаконенная
несправедливость и надзаконное право» писал: «Конфликт между
справедливостью и правопорядком можно было бы разрешить таким образом,
что позитивное, гарантированное законодательством и властью право имеет
преимущество, даже когда оно по своему содержанию несправедливо и
нецелесообразно, до тех пор пока противоречие позитивного закона и
справедливости не достигает такой невыносимой степени, что закон как
«неправильное право» должен уступить справедливости». Правда, сразу вслед за этим Радбрух замечал: «Невозможно
провести четкую линию разграничения между случаями узаконенной
несправедливости и законов, применимых несмотря на свое ошибочное
содержание». Здесь уместно заметить, что до войны Радбрух был
принципиальным сторонником правового позитивизма. И еще не лишне
сказать, что именно в первые послевоенные годы Радбрух в политическом
смысле склонялся на сторону христианских демократов, хотя в 1948 г. он
вновь присоединился к социал-демократической партии, одним из лидеров
которой был до войны.
Очень важно обратить внимание на то, что использованная Радбрухом
отсылка к справедливости как к вечной и неизменной инстанции, стоящей
выше создаваемого людьми закона, религиозна по своей сути. И если она не
наполняется христианским содержанием, то она наполняется содержанием
языческим. Наиболее распространенный в наше время вид языческого
прочтения «формулы Радбруха» соответствует процитированным в конце
первой статьи цикла словам Честертона о поклонении самому сильному, что
есть в мире: закон часто воспринимается как несправедливый и не имеющий
силы, если он противоречит представлениям о справедливости, разделяемым
«мировым сообществом», а точнее – группой политиков и экспертов,
претендующей на то, чтобы от имени мирового сообщества говорить. Такой
подход называется консенсуальной теорией права и фактически отличается
от позитивисткого только тем, что право принимать любые законы, вводить и
защищать новые права человека признается не за государством, а за
«мировым сообществом», т.е. за теми людьми, кого «правильно» подадут
СМИ, политики и эксперты.
И здесь снова вернемся к тому, о чем говорилось в
первой статье,
а именно к тому, что право одного человека и запрет на определенное
поведение другого всегда неразрывно связаны между собой. Поэтому нередко
под видом «защиты прав человека», недостаточно «защищенных» тем или
иным законом, таким политикам и экспертам удается продавить новые
запреты, постепенно и незаметно насаждая «мягкий тоталитаризм». Самым
ярким, хотя далеко не единственным, примером того, как под предлогом
«защиты прав человека» происходит их прямое нарушение, являются
несколько похожих процессов, недавно прошедших или идущих в настоящее
время в США. Если флорист, кондитер или профессиональный фотограф,
руководствуясь своей верой, отказывается принять участие в организации
гомосексуальной «свадьбы», с недавних пор он рискует не только потерять
свой бизнес, будучи присужден к уплате разорительного штрафа за
«дискриминационное поведение», — взыскание может быть обращено на его
личное имущество, т.е. такой человек может быть просто пущен по миру. В
настоящее время подобный закон рассматривается и структурами ЕС.
* * *
Христианское понимание прав человека опирается на тот простой факт,
что всякий человек, даже самый закоренелый преступник, создан Богом,
несет в себе образ Творца, способен покаяться и достичь богообщения.
Поэтому у него есть определенные права и достоинство, и нарушив в
отношении него одну из данных Богом на горе Синай заповедей, мы
оскорбляем не его, а Бога. Естественно-правовая концепция говорит
практически о том же самом, но только не упоминает Бога по имени: есть
определенные права, присущие самой природе человека, и никто не может
быть их лишен просто потому, что он не может утратить человеческую
природу. Но позитивистская и консенсуальная теории права лишают
концепцию прав человека необходимого фундамента. В этом случае или права
полностью отвергаются, или создается свой список прав человека, которые
обязательно должны быть защищены законом. Оба этих варианта означают
фактически претензию группы людей на высшую моральную и юридическую
власть над другими людьми – на власть, принадлежащую только Богу. И если права человека не отвергаются, они становятся инструментом насильственного насаждения определенных идей.
Вопросы абортов, эвтаназии, гомосексуальных «браков» часто считаются
вопросами религиозными. Многие новостные агентства размещают новости о
маршах в защиту жизни нерожденных младенцев в разделе «религия». Глядя
на это, я часто вспоминаю известное письмо Геринга. Когда врачи из штата
люфтваффе отказались ставить эксперименты на людях, рейхсмаршал
попросил о проведении этих экспериментов Гиммлера: «Надеюсь, в СС
найдутся врачи, не отравленные христианской моралью и понимающие, что
жизнь арийского летчика не может быть равна жизни еврея», — писал
он. Не нужно быть христианином, чтобы признать преступлением медицинские
эксперименты на людях, аборты или эвтаназию. То, что эта точка зрения
считается религиозной, — просто способ манипулирования, попытка объявить
научный подход иррациональным и произвольным. Если мы не хотим жить в
обществе, где подлинное человеческое достоинство попирается, а под видом
«защиты прав человека» насаждается тирания, мы должны вернуться к
здравому пониманию природы человека и общества. Нам следует встать самим
и поставить общество с головы обратно на ноги. «Когда разрушены основания, что сделает праведник?»
— вопрошает псалмопевец. Нам придется с Божьей помощью найти ответ на
этот вопрос и восстановить основания, разрушавшиеся на протяжении жизни
нескольких поколений.