Поиск по этому блогу

понедельник, 10 февраля 2014 г.

Инкультурация: всегда подспорье или иногда помеха?

Господствующее у нас представление об инкультурации требует, чтобы католическая миссия ограничивалась лишь возвещением необходимых истин веры, облекая их в формы, привычные и понятные тем, кому эта проповедь адресована. Принято считать, что церковная культура, сложившаяся в Западной Европе, мало приемлема для миссионерских территорий – Африки, Азии, а по аналогии – и для России. Много пишут о том, каких успехов добились, начиная с XVI в., миссионеры-иезуиты в Китае, всемерно подчеркивавшие свое почтение к древней китайской цивилизации и даже носившие традиционный костюм буддийских монахов. (На самом деле иезуитам пришлось быстро убедиться, что буддийские священнослужители не пользуются в Китае ожидаемым уважением, и «переоблачиться» в конфуцианских ученых).

Примеров удачной инкультурации, действительно послужившей христианской миссии, множество. Но всё же идея эта не столь однозначна и не должна подаваться как нечто неоспоримое. На самом деле даже в среде самых, казалось бы, почтенных и самодостаточных нехристианских цивилизаций миссионерам приходилось сталкиваться с обратным: интерес к «западной» – католической – вере у местных жителей совмещался с осознанием превосходства западной культуры и тяге к ней.

Востоковед Андрей Ланьков пишет о кризисе неоконфуцианской учености, который к середине XVIII века стал очевидным для дворянской интеллигенции тогдашней Кореи.

«Многие корейские интеллигенты, – объясняет Ланьков, – стали говорить о том, что знание «должно быть реальным», то есть иметь какую-то практическую ценность. В поисках нового знания многие их них обратились к текстам западных авторов, которые время от времени попадали в Корею из Китая (там их переводили на классический китайский европейские миссионеры). В этих трактатах речь шла не о соотношении начала «ци» и начала «ли» и иных неоконфуцианских материях, а о вещах конкретных – географии, астрономии, морском и артиллерийском деле.

Активное распространение этих трактатов почти неизбежно вело к тому, что их поклонники начинали интересоваться не только западной наукой, но и западной религией. (...) В результате около 1780 года в Корее возникли кружки молодых дворян, которые активно читают и изучают Библию и начинают считать себя христианами. При этом интерес к западной религии у них сочетался с интересом к западным научным знаниям. Католицизм, который в то время в Европе большинством воспринимался как консервативная и даже реакционная сила, в сознании корейских интеллигентов оказался неотрывно связан с современной наукой.

Отправной точкой в истории корейского католицизма можно считать 1784 год. Весной этого года к западным миссионерам в Пекине пришел молодой кореец, приехавший в Китай в составе официальной миссии. Кореец, которого звали Ли Ён-хун, рассказал, что и он, и его друзья – молодые корейские дворяне – давно читают Библию и миссионерские трактаты и считают себя христианами, но понимают, что они не могут в полной мере стать таковыми до тех пор, пока не пройдут обряда крещения. Миссионеры крестили Ли Ён-хуна и проводили его обратно в Сеул, снабдив христианской литературой на древнекитайском языке, которым в те времена владели все образованные корейцы».

Собственно говоря, аналогичную картину мы наблюдаем и в Китае. При дворе поздней династии Мин и ранней Цин иезуитские миссионеры представали как зарубежные эрудиты, обладавшие обширными познаниями в астрономии, математике, гидравлике и географии. В течение всей миссионерской эпохи, длившейся вплоть до середины XX века, когда к власти в стране пришли коммунисты, мы видим, что христианство – и католичество, и протестантизм – воспринималось не только как спасительное учение, но и как основа для модернизации и вестернизации. Китайский «отец нации» Сунь Ятсен был протестантом-конгрегационалистом, маршал Чан Кайши – методистом...


Кафедральный собор Спасителя (Сишику, или Бэйтан – «северный храм») в Пекине. Построен в 1887-1890 гг. по проекту и под руководством о. Пьера-Мари-Альфонса Фавье-Дюперрона CM.

Предпочтение местной культуры – культуре западной как в церковной, так и в светской области может быть удачным миссионерским ходом, но не должно становиться догмой. Церковь должна говорить с людьми о Христе на любом языке, на каком это возможно; и язык западной, латинской культуры здесь ничем не хуже любого другого. Верно это и для России, где у приезжих священников стало, кажется, «хорошим тоном» делаться более русскими, чем сами русские, для которых, наоборот, первым шагом к Католической Церкви часто становится любовь к западноевропейскому «стилю», будь то готическая архитектура или григорианское пение. Doukhovnost в исполнении таких миссионеров оказывается в восприятии их потенциальной паствы в одном ряду с matryoshka и balalayka. (Разумеется, не похвалю и другую крайность, когда в католическом приходе какого-нибудь русского города комфортно чувствуют себя только этнические поляки или немцы, «вернувшиеся к корням», а немногочисленным русским, всё же пробившимся во Вселенскую Церковь, предлагается как можно сильней ополячиться или онемечиться: это тоже не миссия, а не пойми что).

Единственно здравым подходом здесь видится осознание ценности всех национальных и наднациональных культур, и в том числе – традиционной церковной культуры Запада, привлекательной для многих вне зависимости от их этнического происхождения. Говорите с людьми на том языке, на котором они на самом деле готовы вас слушать!

суббота, 1 февраля 2014 г.

Роза Принц


В 1951 году рядом с индейской католической школой-интернатом в Леджаке должны были строить железнодорожную ветку, и было решено перенести могилы с небольшого кладбища у школы на большее кладбище неподалеку. Могил было 15 или 20, примерно на неделю работы. Ею занимались местные жители братья Филипп и Виктор Лакрит и друг Филиппа из Заповедника Стони Крик. Тут же был и десятилетний сын Филиппа Джек.

Филипп долгое время работал в католической школе-интернате и знал историю почти каждой могилы. Он открывал гробы каждый по очереди и заглядывал туда для порядка. Когда очередь дошла до гроба Розы Принц, похороненной два года назад, и Филипп поднял крышку, раздался шипящий звук. Будто воздух заполнял пространство, где до этого был вакуум. Филипп изумленно уставился в гроб. Все тело и одежда Розы были в идеальном состоянии, на лице мягкая улыбка. Она выглядела так, будто только что уснула.

* * *

Роза Принц, индианка из племени кэрриер (группа северных атапасков), родилась в субботу 21 августа 1915 года в маленьком домике на холме позади монастыря близ Форта Сент-Джеймс (Британская Колумбия, Канада). Оба ее родителя, Жан-Мари и Агата Принц были правоверными католиками. Жан-Мари был потомком одного из великих вождей кэрриер. Видимо поэтому они и получили такую фамилию – Принц. Он регулярно посещал церковь, помогая приходскому священнику. Агата рано потеряла родителей и была воспитана Сестрами Младенца Иисуса.

Оба они, и Жан-Мари, и Агата, учились в одной школе в Уильямс-Лэйк, там же влюбились друг в друга, там же после школы поженились, а потом переехали в Форт Сент-Джеймс. Роза была третьей из их девяти детей. Сначала она училась в маленькой школе в Стюарт-Лейк, а затем, 16 февраля 1922, когда на озере Фрэзер, в Леджаке, была построена новая большая школа, она вместе с другими учениками переехала в новую школу, которая впоследствии стала ее единственным домом. Она была тихая и скромная, но одаренная, внимательная и старательная ученица, обладала глубокой Верой и выдающейся любовью к Богу.
Много времени она проводила в молитвах.



Еще в детском возрасте, она, в результате неудачного падения повредила позвоночник и осталась на всю жизнь горбатой. Это причиняло Розе страдания, ей трудно было ходить, особенно по лестницам, вставать на колени. Но никто не слышал, чтоб она на что-либо жаловалась. Из-за своей болезни она была очень стеснительной и всегда старалась не побеспокоить никого своими проблемами. Поэтому мало кто догадывался о том, как она себя чувствует. Но ее доброта и сострадательность привлекали многих. Ее любили и сестры-монахини и ученики. Часто ученики приходили посидеть и поговорить с нею, и она всегда была благодарна тем, кто иногда приносил ей обед наверх, в швейную комнату, зная, что ей, с ее увечьем, было трудно спускаться в обеденный зал.

Одним из ее любимых занятий было чтение, и она с охотой занималась этим с младшими учениками или помогала тем, кто не справлялся с уроками. Другие дети обращались к ней за советом, помощью или утешением. 

Роза имела неплохие художественные наклонности, она часами собирала и изучала цветы, потом перенося в мельчайших подробностях на алтарные покровы и занавеси скинии. Она любила церковное искусство, но занималась и живопись, и вышивкой, шила бисером на оленей коже, как традиционно делали ее предки. Свои произведения она дарила своим друзьям. Мало что из ее работ сохранилось, но сестры вспоминают, что они были высокого художественного качества. Работая, Роза всегда что-то напевала, и в сущности все ее любили, хотя о ее святости мало кто тогда, наверное, думал.

В те времена смертность среди индейцев была очень высока, принесенные европейцами болезни индейцы переносили гораздо тяжелее, нежели белые. Грипп, пневмония, туберкулез выкашивали целые семьи. В 1931 году от гриппа у Розы умерла мать. Она пережила это очень тяжело и в свой последний приезд домой много часов провела, сидя на ее могиле. Позже Роза потеряла и двух младших сестер – Серафину и Лину. Она перестала ездить домой, даже на летние каникулы. Когда ее двоюродная сестра Селина как-то спросила Розу, почему она не едет домой со своими сестрами и братьями, Роза некоторое время шла молча, а потом, улыбнувшись, сказала: «У меня здесь мои родители». Селина не поняла и спросила кто они, думая, что Роза имеет в виду сестер-монахинь. «Наша Благословенная Мать и ее Сын, Иисус, они мои родители. Здесь я чувствую себя так близко к ним, что просто не хочу никуда
идти», – ответила Роза. 

Когда девушка закончила школу, она попросила оставить ее в Леджаке в качестве исполняющей обязанности обслуживающего персонала. Ее взяли на работу в школу-интернат. Обязанностей у нее было немало, она выполняла какие-то секретарские поручения, шила и ремонтировала священнические облачения, вышивала алтарные покровы, убиралась в церкви.

За несколько лет до смерти Роза заболела туберкулезом. Болезнь прогрессировала быстро, и последнее время она жила, дыша лишь половиной легких. К 1949 году Роза сильно ослабела и оказалась прикованной к постели. В пятницу 19 августа ее доставили в больницу. Ее брат Павел был с ней. В тот же вечер она позвала к себе сестер-монахинь и священника. И в тот же вечер тихо скончалась, приняв Причастие на Мессе в больнице. 

Сестры были очень внимательны к телу Розы, устроив ее в гробу в часовне и положили ей на грудь маленький букет цветов. В смерти, как и в жизни, ее тело лежало неловко из-за своей болезни. Одна из сестер вспоминала: «Она выглядела как настоящий ангел в своем гробу. Сестра Патриция и я положили маленькую подушку ей под голову, чтоб она лежала в правильном положении».

Розу Принц похоронили два дня спустя на кладбище в Леджаке в воскресенье 21 августа 1949 года в возрасте тридцати четырех лет. 


* * *

В 1951 году, при перенесении могил на другое кладбище, тело Розы Принц было найдено нетленным. 

В 1976 году школа-интернат в Леджаке была закрыта, а затем и само здание ее было снесено. Тем не менее почитание Розы Принц медленно росло. Сначала среди лично знавших ее людей, среди учеников и работников школы, потом шире. В 1990 году бывший настоятель Андреевского прихода во Фрэйзер-Лэйк отец Жюль призвал к первому паломничеству в Леджак. В первый раз было всего 20 паломников, теперь их число дошло до 1200.  Паломничество проходит ежегодно, в июле месяце. Говорят, что за это время по молитвам Розе Принц исцелился один человек. Необходимые документы были посланы в Рим, теперь жителям Фрэйзер-Лэйк и окружающих земель остается ждать ответа из Рима… и новых чудес.

Молитва
Небесный Отче, Ты столь щедро разделил с Розой Принц дар Своей безмятежности и Свою любовь к Твоему творению. Дай нам по ее ходатайству, чтобы и мы разделили Твою безмятежность и душевный покой и так же радовались красоте творения, повсюду окружающего нас. По ее заступничеству молим Тебя о милости: . . . Сие, о чем мы просим с упованием на Твою любовь и доброту, подай нам через Господа нашего Иисуса Христа и Святого Духа. Аминь.