Переходить в православие не надо: всё хорошее, что у них есть, и так уже наше

Мы часто слышим: «Не плюнуть ли на очевидный крах католических структур и не сделаться ли православным?»

Начну с того, что недвусмысленно скажу: это – искушение совершить тяжкий грех схизмы. Так что не надо.

Кроме того, как мы увидим ниже, поступить так – значит слегка попасть из огня да в полымя.

В письме, что я недавно получила, обеспокоенная католичка пишет, что действия нынешнего Папы ставят под вопрос всё ее понимание веры – и, в общем-то, по сути, всё ее понимание жизни, вселенной и вообще всего на свете. История ее многим покажется знакомой: она родилась после Второго Ватиканского Собора и никогда не знала «старой Церкви». К тому, чтобы опять стать практикующей католичкой, побудило ее восхищение двумя предшествующими Папами. Она вернулась в католичество «через чтение» и снова пришла к вере как раз в тот самый подходящий момент, чтобы увидеть, как теперешний Викарий Христа, сидящий на Петровом Престоле, самым явным образом рвет ее в клочья.

До 2013 года, пишет эта женщина, внимание ее было в основном сосредоточено на молитвенной жизни; она полюбила ранних Отцов Церкви – великих духовных писателей первых веков неразделенного христианства. И вот она так прямо спрашивает меня: почему бы ей просто не стать православной, раз на Папу нельзя положиться в том, чтобы он любил, защищал и передавал веру? Она даже ссылается на высказывания недавних Пап, особенно – Иоанна Павла II, согласно которым Католическая Церковь и православные схизматики – это «Церкви-сестры» или «два легких» одного и того же тела.

Одержимость современной Церкви фальшивым «экуменизмом» и «межрелигиозным диалогом» разъела понимание экклезиологии у верных. Католики теперь попросту не в курсе того, что православные пребывают в схизме, и что схизма – штука нехорошая: иерархи недавнего прошлого как бы убрали предупреждающие знаки, стоявшие вдоль обрыва схизмы.

Я пообещала своей заочной собеседнице, что посоветуюсь со знающими людьми и пришлю ей как можно более полный ответ, но сразу написала: «„Переходить в православие“ не надо, потому что всё, что есть у православных, всё, что ты любишь, есть и у нас – а на самом деле нам-то и принадлежит».

Если ты любишь восточную литургию – ты найдешь ее в Католической Церкви. Византийское литургическое и духовное наследие – твое. Иоанн Златоуст, Климент Римский, Поликарп, Иоанн Дамаскин, Ириней – всё это твои святые. Всё, что они писали, адресовано нам; всё величие и надежность их пути к святости – это сокровища нашей собственной Церкви. Духовность отцов-пустынников, «Апофегмата», «Добротолюбие» целиком и полностью принадлежат тебе, католику. Макарий Великий, авва Дорофей, авва Пимен, св. Моисей Мурин, св. Мария Египетская, пустынники Пахомий и Антоний – все католические святые, твои святые, твои друзья. Если ты хочешь стремиться к христианской цели освящения, к тому, что на Востоке так выразительно называют обожением – все они могут быть тебе в помощь.

После Второго Ватиканского Собора, новой Мессы и всего, что за ними последовало, православие кажется более настоящим

Нельзя не признать, что внешне православие очень привлекательно: экзотическая эстетика таинственного Востока, апостольская древность, мужественный патристический путь к святости, песнопения, иконы и архитектура, внешний вид их священников – архетипические отцовские фигуры с бородами, в черных рясах, уделяющие людям многовековую мудрость. Кому всё это не покажется захватывающим и зовущим? Подчеркивание учений и духовности первых веков христианства рождает чувство надежности и защищенности; они как будто разрубают этот невозможный ядовитый узел нашего современного беспокойства.

Православие влечет к себе людей тем, что в нём, как кажется, сохранилось что-то – или даже всё – от той строгости, содержательности, горнего смысла и рвения, от которых в Латинской Церкви отказались. А в наши дни привлекательность такого аутентичного христианства, которое не требует обращать внимание на творящиеся в Риме невообразимые сцены вполне понятна.

Одна из проблем современного, послесоборного, «мейнстримного» католичества – в том, что оно ничего от тебя не требует. По крайней мере – ничего такого, чего не требовал бы также и секулярный мир. Если вся «катехизация» целиком сводится к тому, чтобы «быть хорошим человеком», и другой такой же банальной чепухе, то чем же мы, католики, отличаемся от остального, неверующего мира? У православия есть репутация требовательной, даже взыскательной религии, и эта мысль, конечно, привлекательна для нас – детей эпохи постмодернизма, лишенной корней безотцовщины.

Но о. Майкл Мэри Сим, основатель и глава традиционалистского ордена трансальпийских редемптористов – железных монахов с острова в Оркнейском архипелаге – говорит, что на самом деле православие очень далеко от того, чтобы этой репутации соответствовать, гораздо дальше, чем католичество, в особенности – в том, чего мы обязаны придерживаться в области вероучения. Его привлекательность для католиков в нынешние времена «происходит от поверхностной оценки восточно-православной религии»: мол, у соседа на дворе трава зеленей.

«Восточно-православная религия предъявляет к человеку меньше требований, чем Католическая Церковь, – говорит он. – Оно предписывает меньше приверженности здравому учению или исполнения набора внешних нравственных и литургических норм».
Некоторым католикам, сытым по горло нынешним кризисом, может подуматься, будто православие – это просто «католичество без Папы», но отец Майкл Мэри указывает на то, как абсурдно для католика променять Ладью Петра на схизматическое сообщество из страха перед тем, что Папа-де ведет ее к схизме. Ведь именно папство – гарант не только вероучения, согласно догмату о безошибочности, но и единства христианина со Христом. Церковь учит, что умышленная схизма – это форма духовного самоубийства, разрывающего узы, которые связывают верующего с Мистическим Телом Христовым.

Соглашаясь с тем, что литургические нормы православия «строги, мистичны и очень красивы», отец Майкл Мэри говорит, что вся остальная его вероучительная и даже практическая строгость – это мираж. На самом деле православное учение – существенно иное, и существуют самые весомые причины, по которым католику, действительно верящему в то, чему учит Церковь – даже касательно таких фундаментальных материй, как божественная природа Христа и то, что мы знаем о Пресвятой Деве – попросту невозможно будет сделаться православным.

Поскольку православные отпали в схизму уже к 1054 году, они никогда не занимались более поздними вопросами Средневековья – и крайне пренебрежительно относятся к средневековой схоластике. У них нет традиции точно и четко формулировать учение, и они отвергли принцип непререкаемого авторитета. Поэтому доктрина их в большой своей части остается в размытой, «серой» зоне квази-факультативных мнений и выражений.

Отец Майкл Мэри объясняет: «От членов Православной Церкви не требуется под страхом греха верить ни в Непорочное Зачатие Пресвятой Девы Марии, ни в необходимость для спасения единства с преемником св. Петра – в то, во что обязаны верить католики и что, говоря объективно, является обязательными догматами, которые, чтобы спастись, нельзя отрицать».

Среди различных православных сообществ нет единства по многим ключевым вопросам нравственной сферы. Православная Церковь в Америке терпимо относится к неабортивной контрацепции в браке, тогда как более строгие православные объединения считают ее тяжким грехом. Что страшно, добавляет отец, «тайна исповеди у православных не столь надежна для кающегося и не столь обязательна для священника по сравнению с Католической Церковью».

Верных и традиционно настроенных католиков, которых искушает к бегству на Восток недовольство тем, как Папа Франциск размывает католические законы касательно развода, второбрачия и причащения, также ждет разочарование: эту идею он почерпнул у православных. «И в том, что касается следования внешним нравственным нормам, восточно-православная религия тоже не столь строга, как Католическая Церковь: там принимают развод и второбрачие, а также причащение разведенных второбрачных», – говорит отец.

Не все, может быть, помнят, что в начале своего понтификата Папа Франциск уже делал намеки на то, что католическое учение будет меняться, и, в частности, предлагал взять за образец как раз православный компромисс по вопросу о второбрачии.В июле 2013 года на борту самолета, летящего обратно со Всемирного дня молодежи в Рио-де-Жанейро, Джан Гвидо Векки из «Коррьере делла сера» спросил нового Папу (это была неприкрытая пропагандистская заготовка):

«Святой Отец, в ходе этого визита вы также часто говорили о милосердии. В том, что касается принятия таинств разведенными, вступившими в повторный брак, есть ли возможность изменения церковной дисциплины? Чтобы эти таинства могли стать возможностью приблизить этих людей, а не преградой, отделяющей их от остальных верных?»

Папа ответил:

«...Я считаю, что на это нужно взглянуть в более широком контексте всего пастырского попечения о браке. Поэтому здесь есть проблема. Но также – в скобках – у православных практика иная. Они следуют теологии икономии, как они ее называют, и дают второй шанс, позволяют это. Но я считаю, что эту проблему – здесь скобки закрываются – нужно изучать в рамках пастырского попечения о браке».

Православие – это не просто «католичество без Папы», и быть неким католико-православным гибридом невозможно. Обращение в православие требует отказаться от множества учений и даже исторических реалий, которые для верующего католика формируют всю его мировоззренческую позицию. Спор о Filioque – для католиков в буквальном смысле древняя история – в некоторых православных сообществах остается злободневным вопросом. Конечно, православные почитают Пресвятую Деву, но совсем не так, как мы. Среди учений, которые есть у нас, но отсутствуют у них – Непорочное Зачатие, взятие Богородицы на небо, а также чистилище.

Мы им не нравимся

От переходящего в православие ожидается, что он не только станет православным, но и отречется от многого такого, что для католичества является основополагающими учениями. Скажем без обиняков, какой именно прием ждет верующего католика во многих православных общинах, если он заявит, что хочет оставаться «в основном католиком», просто Папа ему не по вкусу. Для православных мы попросту неправы сейчас и были неправы вот уже тысячу лет. А для многих – не просто неправы, но и с ними самими обошлись неправильно. У православных христиан долгая историческая и политическая память, и нередко обиды многовековой давности воспринимаются как актуальная реальность. Короче говоря, мы им не нравимся. Мы для них еретики, но что еще важнее – политические угнетатели и захватчики.



Больше того, как ясно из приведенного выше видеоролика, будучи лишено двухтысячелетней традиции вселенскости («католичности»), превосходящей национальные и языковые границы, православие остается крайне националистичным. Православные русские, греки, копты глубоко разделены между собой и также глубоко вовлечены в текущие политические проблемы соответствующих стран.

Отсюда встает вопрос: «В какую именно Православную Церковь ты предполагаешь вступить?» Человеку ирландского, британского, немецкого, итальянского или испанского происхождения, пожалуй, нелегко будет разобраться, к какой из ветвей православия он принадлежит. Проведя одиннадцать лет в чужой стране, где нечасто услышишь мой родной язык, я могу засвидетельствовать, что чувство отчужденности и изоляции никогда полностью не проходит. А теперь представьте, что подобная культурная неприязнь станет главным принципом вашей духовной жизни.

Стефани Николас, писательница, недавно – в самый разгар нашего папского кризиса – обратившаяся из православия в католичество, говорит, что «менталитет обездоленных», играющий очень важную роль в православном мировоззрении, формирует некое чувство товарищества, но в то же время не позволяет увидеть тот факт, что это католики чаще всего подвергаются гонениям. В США православные нередко объединяются в своем антикатолицизме с протестантами.

«Когда я была подростком, – вспоминает она, – бывало, что протестанты при мне поносили католическое почитание Марии, совершенно не осознавая, что я сама по отношению к Богородице верю почти что в то же самое! Увы, я думаю, сегодня кто-то из не слишком честных православных в поисках обращений склонен лить воду на мельницу протестантской неприязни к католикам».

Затрагивает Стефани и националистический аспект православия – то, что она называет «прочной этнической привязкой к вере, которая им помогает жить как бы „отдельно от всего мира“».

Из огня католического неомодернизма – в полымя схизмы

Теория, согласно коей мы всего лишь чуточку более западные, чем они, а в остальном всё одинаково, практически всецело порождена той самой вероучительной размытостью, которую такой человек отвергает в послесоборной Католической Церкви и от которой он хочет спастись бегством. Стефани предупреждает не увлекаться православием из-за его экзотичности: «Похоже, что американцы любят всё новое, и мы это видим в массовом восхищении восточной „духовностью“, нью-эйджем, йогой и тому подобным».

«Той же притягательностью новизны обладает и православие для тех, кто хочет поверить – или не утратить веру – в Иисуса Христа», – говорит она.

В том, чтобы перейти в православную схизму с целью избежать нынешнего упадка католической дисциплины, есть внутреннее противоречие, продолжает Стефани. Размывание границ между католичеством и православием порождено той же утратой ясности, которая поразила и все прочие доктрины Церкви.

«Я думаю, что то расплывчатое отношение к аду и греху, которое в последнее время принято в человеческой составляющей Католической Церкви, прямо связано с размытыми границами нового экуменизма», – говорит Стефани.

«Второватиканизм в своей гордыне отрицает необходимость человеку сделать первые шаги навстречу Богу, поэтому неудивительно и то, какие проблемы возникают, когда он начинает бежать – в данном случае, в направлении обрыва схизмы. Если незачем бояться ада, то что такого уж особенного в грехе схизмы?»

Возникновению этой путаницы в головах поспособствовали выражения, которыми в последние десятилетия пользовались даже Папы: «Если Православная Церковь теперь не схизматическая секта, а лишь более слабое „легкое“, тогда и верным нечего бояться, если они променяют воскресную Мессу под гитарки на великолепную Божественную Литургию. Отсюда логично следует: может быть, стать православным вообще значит совершить хороший поступок во благо единства...»

Так как же нам справиться с этим кризисом?

Любя Христа и стараясь быть ближе к Нему. Если восточная литургия, древняя патристика и духовность отцов-пустынников тебе в этом помогает – вперед. Молитва, пост, частое принятие таинств, уроки Писания и вероучения. Стремление к дружбе и близости с Богом. В любую пору – мирную ли или бурную – ответ на вопрос «что нам делать» будет один и тот же. В этом – не только жизнь христианина, но и смысл человеческой жизни.

Вполне возможно, что сейчас католики переживают худший кризис со времен III века, но породившая его причина, стоящая за ним идея – в том, что мы должны знать истину о Боге. Здесь не может быть неопределенности, размытости, нечеткости. И если для нашего спасения необходимо, чтобы мы знали истину однозначно, ясно и так, чтобы она была сформулирована без двусмысленностей – тогда необходим и Папа. Внутри Церкви сейчас происходит ожесточенная борьба вокруг того, что истинно, а что не истинно, однако борьба эта вызвана тем, что мы знаем: что-то должно быть истиной, должен быть ответ, который можно найти, выразить и понять.

В противоположность этому даже говорить о том, во что верят «все православные», нельзя. Во многих случаях наши представления о вероучительной ясности и четкости в православии просто неуместны. Двусмысленность и допущение различных трактовок – то, что дисциплинированный разум обязан отвергать – являются нормальной составной частью их церковной жизни. И точно так же, как мы отвергаем берголианские стремления к двусмысленности, так должны мы отвергать их и у православных.

Стефани приводит такую цитату из Исаии: «Как многие изумлялись, смотря на Тебя, – столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его – паче сынов человеческих!» Она добавляет: «Было ли видно очам людским, что Иисус – Сын Божий, или нет, не меняет того факта, что Он был и есть именно Тем. Это же верно и применительно к Его Телу, Церкви. То, как вел себя святой Петр во время Страстей Христовых, несколько утешает меня, когда я вижу, как сегодня ведет себя его преемник».

Хилари Уайт. Первая публикация (на англ. яз.): «OnePeter5», 18 сентября 2019 г.